Последний защитник Дона


Весной 1890 года в семье простого ветеринарного фельдшера станицы Калитвенской родился будущий народный герой - Василий Михайлович Чернецов. Небольшого роста, худой, скромный на вид, но абсолютно бесстрашный человек. В Первую мировую он прославился своими подвигами во главе партизанского отряда 4-ой Донской дивизии. Был трижды ранен и получил за свои подвиги георгиевское оружие, чин есаула и множество различных орденов. Опыт, который он получил в боях с германцами, оказался в последствие бесценным.

После Февральской революции донское общество раскололось: часть, избравшая атаманом генерала Каледина, пыталась сохранить мир, другая, подкупленная большевистскими утопиями, вела страну к Смуте. Но если политический импотент Керенский мало как мог воздействовать на донцов, то после Октябрьского переворота ситуация изменилась. Каледин отказался признавать большевистскую власть. Он начал формирование отрядов обороны, которые должны были удержать Дон до подхода казачьих дивизий с фронта, а также оказывал помощь Корнилову, Алексееву и Деникину в формировании Добровольческой армии.

Но отряды формировались плохо. Интеллигенция, буржуазия и даже офицерство не хотело воевать против красных. Единственные, кто встал на защиту своей земли – это идеалистически настроенная молодежь: вчерашние школьники, студенты, семинаристы, кадеты, гимназисты. А самым активным организатором обороны стал есаул Чернецов. Он и его люди (полторы сотни человек) были чуть ли не единственной весомой силой под руководством Каледина.

Отсутствие сил оставляло открытыми тылы. Чернецов, в своем в противостоянии с многократно превосходящим противником, мог полагаться только на дерзкие и неожиданные атаки. Он мечется по всей области, выполняя работу «кареты скорой помощи», громя красные эшелоны в Александровогрушевске, под Макеевкой и Дебальцевым.

Но уже 10 января 1918 года на съезде фронтового казачества в станице Каменская делегаты объявили о своем переходе к Подтелкову, на сторону большевиков. 10-й полк, посланный Калединым, разогнать съезд не смог. Тогда на предателей послали палочку-выручалочку Чернецова. Лихим налетом он с небольшим отрядом берет узловые станции Зверево и Лихая. Под Лихой, стоявшие на левом фланге большевиков казаки гвардейских полков ушли, не принимая боя. Пораженные храбростью чернецовцев они говорили: «Нет, с такими кадетами нам не драться…». После этого красные в панике бежали, оставив Каменскую без боя, а Чернецов получил за это дело чин полковника.

Далее были разгромлены отряды Саблина (два полка), заходившего в тыл Чернецову, и войскового старшины Голубова, который пытался сколотить из отступивших от Каменской красных что-нибудь боеспособное. Это была последняя победа героических партизан.

Попытка захватить станицу Глубокую у окопавшегося в ней и получившего подкрепления Голубова захлебнулась. Сначала отряд немного заплутал и пришел на позицию атаки только вечером. Потом оказалось, что соседний отряд Лазарева не оказывает им поддержку, хотя чернецовцы уже ворвались в станицу. В довершение же всего у партизан заклинили все три пулемета и вышло из строя единственное орудие. Из полутора сотен осталось шесть десятков, которые сплотились в ночной тьме вокруг своего командира.
Переночевав на окраине станицы, казаки собрались уходить, как Чернецов, заметив на окраине скопление красных, приказал проверить орудие на исправность. Снаряды легли хорошо, но решение это было роковым: вскоре отряд окружили пять сотен конных казаков Голубова. Горстка партизан трижды отбивала ожесточенный натиск предателей, пока, наконец, не обратила их в бегство. Но в последней атаке был ранен сам Чернецов, а возможности для его транспортировки не было.

Партизаны предлагали принять удар на себя и дать ему возможность уйти, но командир отказался жертвовать «орлятами» ради собственного спасения. Бойцы же, в свою очередь, отказались бросить Чернецова. Вскоре к ним поступило предложение от Голубова сдаться в обмен на гарантию сохранения жизни. Чернецов принял это предложения, не желая губить своих людей и доверившись слову такого своего недавнего брата по оружию на фронте. Для транспортировки пленников в Глубокую была выделена сотня во главе Подтелковым.

Этот комиссар всю дорогу ехал с Чернецовым, угрожая ему расправой и понося самыми гнусными словами. Когда конвой подъезжал к Глубокой, вдалеке послышалась артиллерия наступающего отряда Лазарева. В этот момент Чернецов крикнул «Наши идут! Вперед!», ударил Подтелкова, сел на лошадь и поскакал. Партизаны же бросились в рассыпную и спаслись все, кроме девяти человек. Их изуродованные трупы потом нашли в Глубокой. Чернецов тоже погиб, но как именно – сведения разнятся.

Этот человек был светочем, который поддерживал воинский дух в тех, кто еще боролся с большевиками. Через неделю после его гибели покончил с собой атаман Каледин, оказавшийся ненужным выбравшим его казакам. 9 февраля остатки отряда бесстрашного казачьего полковника выступили в «Ледяной поход» с Добровольческой Армией.

ЛАМПАС - цветная полоса тонкого сукна, шириной в три пальца, нашитая на внеш-ний шов синих казачьих шаровар. Лампас введен в казачью форму во время императрицы Екатерины II для Донцов и Сибирцев - красного цвета, для Уральцев - малинового, для Оренбургцев - темно голубого, для Астраханцев, Семиреков. Забайкальцев, Амурцев, Уссурийцев - желтого; Терцы и Кубанцы вместо лампаса нашивали серебряный галун.

О происхождении Лампаса на Дону в шутку рассказывали, что царица прислала Казакам много синего сукна и мало красного. Когда поделили всем поровну, то оказалось, что красного каждому хватило только на лампасы. Но в основе Лампасаса лежит обычай первобытных степных кочевников покрывать несовершенный внешний шов дополнительной полоской цветной кожи, иногда украшенной каким либо затейливым узором.

Красний лампас вместе с казачьим палашом, в качестве особой награды, введен в форму Нижегородского драгунского полка русской регулярной кавалерии. У казаков же Лампас стал народной отличительной эмблемой, они охотно носили шаровари с лампасами и в домашнем быту.

Казак Билый

БИЛЫЙ Игнат Архипович (куб.) - род. 1-го января 1887г. ст. Ольгинской; инженер и политический деятель; бессменный редактор журнала "Вольное Казачество" и газеты "Казак".

Родился в бедной казачьей семье. На двенадцатом году, окончив трехгодичную школу, после смерти отца, пошел на бесплатную должность писарчука - практиканта под руководством станичного писаря Г.И.Плиса, брата матери.

От 1900 г. продолжал свое образование в новооткрытом станичном двухклассном училище и по окончании его был принят на должность помощника станичного писаря с месячным жалованьем в 5 рублей. Но Б. хотел учиться дальше, а средств для этого не было. Делу помогли: заведующий станичным училищем Павел Герасимович Чигрин - советом, а состоятельный и бездетный станичник Филип Захарович Канивецкий с женою - деньгами.

Осенью 1903 г. после конкурсного экзамена Б. был принят в 1-й класс Кубанской Учи тельской семинарии в г. Екатеринодаре. Полученная на следующий год стипендия избавила его от материальных хлопот. Проходя курс семинарии, Б. одновременно готовился к экзамену на аттестат зрелости и приобрел его весной 1907 г., а осенью того же года поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Он закончил его курс в 1912 г.

В это время хутор станицы Старо - Нижестеблиевской, где проживала семья Б-го, был преобразован в ст. Ольгинскую. Осенью 1912 г., во время выборов в Государственную Думу, общество ст. Ольгинской послало Б-го своим представителем на Таманский отдельский съезд. Там его избрали на областной съезд и он в числе 45 выборщиков, подал свой голос при избрании представителя Кубанских Казаков в члены Государственной Думы четвертого созыва.

От 1913 г. Б. состоял преподавателем математики в Екатеринодарском реальном училище, участвовал в основании газеты "Кубанская Мысль", сотрудничал в ней, был председателем Общества учащих и учивших Кубани и Черноморья.

После революции 1917 г. началась его непрерывная политическая деятельность. С 5-го марта этого года он поочередно состоял членом Временного Кубанского Областного Исполнительного комитета, представителем своей станицы на первом Кубанском Областном съезде, представителем Таганского отдела в Кубанском Исполнитель­ном комитете, членом первой Кубанской Войсковой Рады, членом первого Кубанского Войскового правительства, членом Казачьей конференции 20-24 сентября 1917 г., постановившей учреждение Юго-Восточного Союза, представителем станицы Ольгинской в Кубанской Краевой Раде, в первой Кубанской Законодательной Раде и в Раде "паритетной" (46 Казаков, 46 иногородних, 8 Горцев). По поручению правительства Юго-Восточного Союза, в ноябре-декабре 1917г. выполнял особую миссию в Киеве. С 23 февраля по 3 августа вместе с Законодательной Радой находился в Первом Кубанском походе и на Дону, а в июне того же года состоял участником делегации Рады к Донскому правительству.

Возвратившись на Кубань, снова представлял свою станицу в Кубанской Краевой и Законодательной Радах, а с декабря 1918 г. по май 1919-го состоял в Парижской делегации от Рады. В июне того же года послан Радой на Казачью конференцию, вместо убитого в Ростове Н.С.Рябовола, а с 5-го января до 4-го марта 1920 г. был делегатом Кубани на Верховный Круг Дона-Кубани-Терека, где состоял членом конституционной комиссии; 20 марта того же года послан Кубанским правительством в Тифлис для пере­говоров с Грузинами, а в июле из состава правительства Иваниса командирован в Польшу и к Украинцам. Когда Поляки заключили мир с Сов. Россией, Б. остался в Польше на положении политического эмигранта.

Находясь в Варшаве, сотрудничал с миссией Донского Войскового Круга, прибывшей из Болгарии в 1921 г. Сообща с есаулом М.Ф.Фроловым принял участие в основании и редактировании газеты "Голос Казачества", выходившей от 7 августа 1921 г. до 7 мая 1922 г. В октябре 1922 г. переехал в Чехо-Словакию, где получил правительственную стипендию и поступил студентом на инженерно-строительное отделение Пражского политехникума. Одновременно занял место ассистента при кафедре гидротехники в Украинской Господарской академии в Подебрадах. В 1925 г. женился на девушке чешского рода Анне Алексеевне Блага.

В 1927 г. в пражских казачьих кругах созрел план новой политической организации. Группа Донцов и Кубанцев, под председательством генерала И. Ф. Быкадорова, заложила центр Казачьего Национального Движения в эмиграции. 10 декабря 1927 г. вышел в свет первый номер боевого органа этой группы, журнал. "Вольное Казачество", под редакцией И.А.Билого и М.Ф.Фролова.

Национальное или Вольно-казачье движение было встречено в казачьей эмиграции весьма сочувственно, хотя вскоре наступили разногласия по поводу руководства и распределения иностранной субвенции, назначенной Движению Польшей. Вольно-казачьи кадры поделились на 2 части. Одна из них на поместных кругах и съездах в июле 1935 г. избрала своим лидерам, Походным атаманом, инженера Билого.

Новый атаман продолжал издание журнала "Вольное Казачество", от 1934 г. выходившего в Париже и прекратившего свое существование только с выходом 272 - го номера в ноябре 1939 г. На его страницах нашли место разносторонние проявления казачьего идеологического порыва, статьи казачьих политиков, писателей, поэтов, историков, горячих сторонников возрождения казачьего национального духа и возобновления борьбы за независимость государства Казакии, преемницы Казакии исторической или того союзного казачьего государства, которое было провозглашено постановлением Верховного Круга Дона, Кубани и Терека в январе 1920 г.

Будучи одним из лидеров Вольно-казачьего Движения, инж. Б. стал мишенью различных враждебных сил. Противники вольно-казачьих идеалов и его личные недоброжелатели не брезгали никакими способами борьбы. В 1938 г., во время посещения Югославии, инж. Б. подвергся аресту и истязаниям в белградской полиции. Руководил этим полицейский чиновник из руских эмигрантов Н. Губарев, при закулисной поддержке некоторых высших чинов из бывших казачьих начальников, верных деникинским заветам.

Осенью 1939 г., после нападения Германии на Польшу, инж. Б. выступил в своем журнале, как сторонник западных союзников, но вскоре по ложному доносу неизвестных лиц, был французскими властями заключен в лагерь, а затем выслан в Алжир. Там освобожден 7-го января 1943 г. и впоследствии реабилитирован по решению парижских властей. После успокоения военных страстей, Общеказачий Круг, заседавший в Мюнхене летом 1948 г., избрал его снова со званием Верховного атамана. Он переизбран на тот же пост частью организаций Казачьего Национально - Освободительного Движения в 1952 и в 1959 г.

С апреля 1951 г. боевым органом группы инж. Б. служит 2 - х месячная газета "Казак", выходящая с тех пор в Париже.

В 1958 г. он переехал в С.Ш.А.

Редакция "Вольного Казачества" и "Казака" издала несколько брошюр и книг. Среди них: И.Ф.Быкадоров, "История Казачества"; Календарь-Альманах на 1930 г.; Сборник "Пять лет Вольного Казачества"; книга стихов Юрия Гончарова; четыре тома истории казачьей борьбы "Трагедия Казачества"; И.П.Буданов, "Дон и Москва", кн.; Г. В. Губарев, "Книга о Казаках".

турецкие казаки

Сидели как-то после утренней тренировки на манеже. Усталые потные, набирались сил на поход в гору до душа. Подошел к нам тамада, включил песню про Кубань и рассказал, что эту песню исполнял хор казаков из Турции. Казаки в Турции? Осели после Гражданской? Нет, - одежда другая абсолютно. А как.. решил узнать..

НЕКРАСОВЦЫ - Казаки ушедшие в сентябре 1708 г. с атаманом Игнатом Некрасовым за турецкую границу на Кубань; это же прозвище сохранилось - за их потомками до наших дней.

На турецкую территорию вместе с Некрасовым перешло около 8.000 душ обоего пола, участники Булавинского восстания и их семьи. Вначале они обосновались на Средней Кубани при Лабе или на Таманском полуострове, где построили три городка: Блудиливский, Голубинский и Чирявский. Отсюда они нападали на русские окраины, но и сами нераз терпели от вторжения русских войск. Продвижение Русских в Приазовье заставило Н-цев подумать о более спокойном месте для поселения. С разрешения турецкого султана в 1740-41 гг. большинство из них пересе­лилось в Добруджу, а остальные задержавшись сначала на левом берегу Кубани, через сорок лет последовали за первыми к устьям Дуная. Здесь они сообща основали селения:. Большие Дунавцы, Сары Кей, Славу Черкасскую, Журиловку, Некрасовку и др. В 1775г., после разгрома Русскими Низовой .Сичевой республики, там же появились Днепровские Казаки. Те и другие старались занять лучшие рыболовные угодья и на этой почве между ними неоднократно доходило до вооруженных схваток: Поэтому Н. через 10-15 лет начали новое переселение к берегам Эгейского моря в Энос или на озеро Майнос в Азиатской Турции, в 25 км. от портового города Бандерма на Эгейской море.

К началу XIX в. Н. собрались в двух отдельных группах Майносской и Дунайской. Русский этнограф Ф. В. Тумилевич пишет б них:

«Майносская ветвь Некрасовцев жила вдали от русских границ, в чуждом окружении, изолированно, замкнуто. Это создало условия для сохранения общественно-демократического устройства общины, какой она была на Дону, Кубани, и культуры своих предков.

«Селение Некрасовцев на Майносе состояло из пяти станиц, называлось Бив-Эвле («селение из тысячи домов»), другое название — «Игнат-казаки». Неоднократно Майнос посещала чума. Кроме того Некрасовцы умирали от тропической лихорадки, так как жили на заболоченном месте. Численность их уменьшалась с каждым десятилетием. Когда их посетил английский путешественник Мак-Фарлен (18 ноября 1847 г.) то на Майносе насчитывалось, по его сообщению, 300 домов.

«Население Майноса несколько раз пополнялось за счет переселенцев с Эноса, а потом - с Дуная. Страх перед чумой и холерой настолько был велик у майносцев, что они запретили Туркам, Грекам, а также различным путешественникам посещать, осматривать их селение. У ворот стены (селение было обнесено стеной) всегда дежурили вооруженные Казаки.

«Демократическое устройство некрасовской общины Майноса, самоуправление, экономика, семья, быт, грамотность - все это обращало на себя внимание как иностранных, таи и русских пу­тешественников, побывавших у них, Мак-Фарлан пишет, что у Некрасовцев было 5 учителей, 2 священника, а сравнительно высокое их образование, трудолюбие, порядок, чистота жилищ хо­рошо известны в Турции. Основным экономическим занятием майносцев было рыболовство, скотоводство, охота».

«На рыбный лов уходили (15 августа, на Успенье, и возвращались в апреле) мужчины от 15 до 55 лет артелями (ватагами) по 18-25 человек во главе с «атаманком». Ловили рыбу в Мраморном, Черном. Эгейском, Средиземном морях и в озерах Турции. На обязанности «атаманка» лежали все хлопоты по заключению договоров на лов и сдачу рыбы и забота о членах ватаги. Он должен был следить за нравственным поведением членов артели, за их бытовыми нуждами, вел учет доходов. В конце сезона при участии всех работников делил доход поровну. При возвращении на Майнос каждый рыбак одну треть своего заработка отдавал в войсковую казну.

«Недели за две до окончания рыбного лова ватага посылала своего посла с вестью на Майнос, который сообщал о дне возвращения артели. Все рыбаки собирались в назначенный день в городе Бандерма. С Майноса приходили подводы для перевозки снастей, лодок, Казаков. На подступах к Майносу рыбаков встречал атаман, старики, женщины. Встречали со знаменем Игната. стрельбой из ружей и пушечным салютом.

«Общественное устройство Майноса, быт, семья. нравственные устои, образование определялись «Заветами Игната Некрасова»

Вне всякого сомнения, «Заветы» - древний кодекс казачьего обычного права, собранный и записанный по свежей памяти в эмиграции (см. НЕКРАСОВ Игнат)

«Свод законов был записан в «Игнатовой книге», которая хранилась в священном ларце в церкви на Майносе». Где эта книга находится теперь неизвестно.

«Заветы» сохранили в памяти образ древних общественных отношений, забытый. Казаками под властью России. Один из русских чиновников (В. П. Иванов-Желудков), посетивший Майнос в 1865 г. рассказывая о необычайной честности, царившей в поселении Н-цев: «Все единогласно уверяли .меня, что валяйся у Некрасовца мешок червонцев под ногами, он даже одного не возьмет, на том основании, что на своей земле ничего брать нельзя». Так же интересно его свидетельство о том, что атаманы и во время службы, несут ответственность за проступки наравне с другими членами общины: «Что атамана можно высечь и секут, это не подлежит сомнению и вовсе не выходит из ряда обыденных событий майносской жизни. Точно также кладут ничком и точно также заставляют поклониться в землю и поблагодарить словами: «Спаси Христос, что поучили!»; затем ему вручается булава, символ его власти, которую на время наказания отбирает какой нибудь старик. Вручив булаву, все валятся атаману в ноги, вопя: «Прости Хряста ради, господин атаман!» - Бог простит! Бог простит! - отвечает, почесываясь, избранник народный, и все входит в прежний порядок».

Проживая на Майносе, Н. хранили казачий общественный строй и идеалы национально-политических свобод, за которые боролись в рядах Булавина. Двуперстие, старая вера только вдохновляли в боях, а не служили основной целью движения. И тогда и на Майносе религия оставалась лишь частью национальной идеологии. Поэтому майносцы или кубанцы до последних дней пребывания за рубежом могут считаться политической в основе, а не религиозной эмиграцией.

Несколько иной облик приобрела община, оставшаяся в Добрудже, «дунаки» или «хохлы», как их называли майносцы. Эти постепенно потеряли казачьи национальные черты и обратились в эмиграцию религиозную. Н. Дунайской ветви принимали к себе всех уходивших с родины старообрядцев и русских, и украинских. Поэтому «впоследствии они ассимилировались с позднейшими выходцами из России, утратили язык своих предков, обычаи, фольклор, предания и песни об Игнате, его «Заветы». Не потеряли только желания называться Казаками.

Со временем кубанцы-майносцы стали различаться с дунаками и по религиозному обряду. В то время как первые отказались от всякого духовенства и остались при своих начетчиках (их называют «беспоповцами»), вторые стали принимать к себе духовных пастырей Белокриницкой или Австрийской иерархии. Но, несмотря на такие расхождения, в начале нашего века часть Н-цев переселилась из Румынии к Майносу. Здесь они разместились отдельно от прежних поселенцев и занялись исключительно рыболовством, в то время как старые майносцы занимались земледелием, а на море выходили только с осени. Особенной близости между теми и другими не возникло, хотя смешанные браки стали обычным явлением. В начале нашего столетия среди дунаков стало распространяться «единоверие», причем их причетники рукополагались во священники московскими епископами.

Все время Н. несли такие тяжелые потери от эпидемий и малярии, что через 200 лет их оказалось еще меньше, чем ушло с Дона.

Начиная от 1912 г., с разрешения русского правительства, Н. стали возвращаться в Россию. Они просились на Дон, но их оставили на Кавказе и не разрешили селиться севернее Кубани. К 1958 г. в СССР собралось 7.200 душ обоего пола, из них майносцев 1.200 человек. Именно последние принесли с собой много интересных данных о старом языке, обычном праве и фольклоре Донских Казаков. В 1963 г. из Турции в США тоже принято 224 души дунаков и кубанцев во главе с Тарасом Агафоновичем Атаманом, из числа отказавшихся наотрез ехать в СССР. (Все выдержки, помещенные в тексте, взяты из книги Ф. В. Тумилевич. Русские народные сказки Казаков-Некрасовцев, Ростов 1958).

22 июня 1941 г. первым с воззванием к народу выступил не Сталин, не Молотов. Еще раньше это сделал местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий. В послании к верующим он говорил: «Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и Верой, и выходили победителями. Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг. Господь нам дарует победу». По всей стране служились молебны. И сам митрополит Сергий в Москве при огромном стечении народа молился «о даровании победы русскому воинству» [82, 146].

А среди тех, кто останавливал врага, важную роль играли казаки. В первые же часы боев, в страшном Белостокском сражении, встали насмерть 94-й Белоглинский, 152-й Ростовский, 48-й Белореченский казачьи полки… На начальном этапе войны кавалерийским соединениям пришлось особенно трудно. Как уже отмечалось, миллионы красноармейцев попали в плен или сами сдавались, фронт рухнул. И для спасения положения на участки германских прорывов бросалась конница. Нет, не из-за недоумия и бездушия командования. Когда инициатива была в руках противника, обстановка менялась стремительно, подготовленных резервов не имелось, а транспорт был парализован, кавалерийские части оказывалась самыми мобильными. Кони против танков — это была жесточайшая необходимость. Необходимость хотя бы задержать врага — в прямом смысле любой ценой.

Но казаки оказывались и одними из самых надежных частей. В июле в район Ярцево были переброшены с Северного Кавказа 50-я и 53-я кавдивизии (из кубанских и терских казаков), составившие 3-й кавалерийский корпус Льва Михайловича Доватора. 3 тыс. конников совершили дерзкий рейд за линию фронта, за 10 дней прошли 300 км, погромили тылы 9-й германской армии и успешно вырвались к своим [93]. А на южные подступы к Москве был переброшен 2-й кавкорпус Павла Алексеевича Белова (из донских, кубанских и ставропольских казаков), уже зарекомендовавший себя в боях на Украине. Нанес контрудар по правому флангу 4-й германской армии, задержав ее продвижение

В ноябре гитлеровцы начали решающее наступление на Москву, беря ее в клещи ударами с запада и юга. И оба кавкорпуса очутились на решающих участках. Танковая группа Гота прорывалась вдоль Волоколамского шоссе, где держали оборону доваторовцы и дивизия Панфилова. Героев-панфиловцев знают все. Это действительно так, дивизия стойко дралась и умирала, заслужив, чтобы ее солдат называли героями — несмотря на то, что историю о 28 панфиловцах придумали газетчики. Но в тех же боях реальный подвиг совершил 4-й эскадрон 37-го Армавирского полка доваторовцев. 37 казаков с несколькими противотанковыми пушками встретили бронированную лавину врага у деревни Федюково. Подробностей боя не знает никто, полегли все. А перед их позициями остались 25 горящих немецких танков [130]. Известно и другое, что доваторовцы знали о своей участи и шли на нее сознательно — понимая, что бой будет для них последним, они по старинному казачьему обычаю отпустили на волю коней.

А на южном фланге Гудериан, не в силах взять Тулу, повернул танки на Каширу. Наперехват ему командование бросило корпус Белова. Верно оценив ситуацию и придя к выводу, что пассивную оборону враг сомнет, Белов с марша атаковал фланговыми контрударами — и сорвал германские планы. 26 ноября ряду наиболее отличившихся соединений были присвоены гвардейские звания, 2-й кавкорпус Белова стал 1-м гвардейским, 3-й кавкорпус Доватора — 2-м гвардейским. И может быть, характерно, что как раз казаки Белова начали контрнаступление под Москвой первыми, на 10 дней раньше, чем на других участках. И отбили у врага самые первые километры, вернуть которые немцы уже не смогли. Первые километры на пути к Берлину.

В ходе преследования врага корпус Доватора был направлен под Звенигород, пошел в новый рейд по тылам фашистов, громя их отходящие войска. Но в бою у деревни Палашкино любимец казаков бесстрашный генерал Л.М. Доватор пал, возглавив атаку. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. А корпус Белова двинулся в глубокий рейд на Вязьму. Несколько месяцев воевал во вражеских тылах, контролируя обширную территорию. И немцы в числе прочих войск попытались использовать против него «белоказаков». Но столкновений с советскими казаками они не выдерживали и старались их избегать. Постепенно вражеские силы наращивались, против беловцев было брошено 7 дивизий, и в июне 1942 г., понеся большие потери, корпус вырвался из кольца к своим.

Поскольку казаки проявили столь высокие боевые качества, формировались новые части. И если на стороне Германии воевало около 2 корпусов казаков, то в Советской Армии количество кавкорпусов (по составу в основном казачьих) в 1942 г. было доведено до 17. Некоторые соединения комплектовались добровольцами — 10, 12, 13 Кубанские, 11, 15, 16 Донские казачьи дивизии. Формировались, как в старину. Приехал в родную Урюпинскую генерал С. И. Горшков — и пошло по станицам и хуторам: «Начдив приехал, Аксиньи Ивановны сын, Сережка. Казаков скликает». И стали съезжаться бородачи, молодежь, колхозы давали лошадей. 52-летний С.К. Недорубов из Березовской сам сформировал сотню, в ее составе был и 17-летний сын. 62-летний П.С. Куркин из Нижне-Чирской привел 40 казаков… Так же и на Кубани формировал дивизии генерал Н.Я. Кириченко. 63-летний казак из Родниковской М.Ф. Грачев пришел служить с 6 сыновьями, Г.А. Зубенко — с женой, сыном и двумя дочерьми. Из этих добровольцев составился 17-й казачий корпус — который позже станет 4-м Кубанским гвардейским, а донские дивизии дали начало 5-му Донскому гвардейскому казачьему корпусу А.Г. Селиванова [7, 94, 96]

Но сперва у казаков было тяжелое отступление. Сдерживая врага, дрались страшно. Под Кущевской кубанцы и донцы атаковали вражеские танки на конях, с бутылками горючей смеси в руках. В донесении писалось: «Рвение казаков в бой неумолимо высоко… оставление территории без боя отражается крайне болезненно на состоянии казаков, которые желают до последней капли крови отстаивать свою донскую и кубанскую землю». Под Буденновском дивизию Горшкова окружили танки. Раздавили половину пушек, погибли начальник штаба Бучнев, командиры полков Орел, Кузнецов, самый старый казак дивизии, 67-летний Ерохин. А Горшков перед атакой надел полную генеральскую форму — если погибать, так гордо, по-казачьи. И отбились. Во время сражений в предгорьях Кавказа военфельдшер Маруся, которую казаки звали Малышкой вывозила тяжелораненных. Уложила сколько могла в кузов полуторки, в кабину, сама 100 км ехала на крыле. На разбитых ухабах машину трясло и кидало. И чтобы не завыть от нестерпимой боли, да еще и при казачке, донцы заиграли песню: «Скакал казак через долину…» [167].

И задолго до того, как обозы беженцев потянулись за «красновцами» и «шкуринцами» уходили из родных мест обозы женщин и детей с частями Селиванова и Кириченко. Прятали имущество. Так, только в Отрадненском районе Кубани колхозники сумели спрятать в горах и лесах сотню тракторов и полсотни комбайнов. И партизанское движение разворачивалось. В той же Отрадной отряд погиб почти весь. Партийные и комсомольские билеты партизаны сдали в райком. Место, где их зарыли, знали трое, один оказался предателем. 112 человек было выловлено и казнено.

А потом наконец-то в войне наступил перелом. Кавалерийские корпуса сыграли важную роль в оборонительных сражениях, но были очень уязвимы с воздуха, от танков, пулеметов. И их количество в 1943 г. сократилось до 8. Но они укрупнялись, усиливались зенитками, артиллерией. И использовать их стали стали в составе конно-механизированных групп, придавая танковые полки, бригады, а позже и корпуса. В январе 1943 г. 4-й Кубанский и 5-й Донской казачьи корпуса, усиленные танками и объединенные в конно-механизированную группу под командованием Кириченко, прорвали фронт на Куме, освобождали Минводы, Ставрополье, Кубань, Дон. Казаки, как и в прежние времена, проявили себя профессионалами высочайшего класса. Так, ветеран трех войн Недорубов только в одном бою на Кагальнике лично уничтожил более 70 гитлеровцев и стал Героем Советского Союза. Но они были очень нелегкими, эти победы в морозных снежных степях. Когда фронт остановился на р. Миус, в полках осталось по 40 сабель. И Константин Симонов записал о Горшкове: «Генерал сидит, молчит, подперев голову руками, потом говорит неожиданным голосом, в котором ... Читать дальше »